Сделай работу честно. Академик Сакович рассуждает о прошлом, настоящем и будущем своей Родины
«…фашизм за все годы своего существования в области искусства и культуры не создал ничего существенного. Вы не вспомните ни одной замечательной книги, ни фильма, ни музыкального произведения. Почему же фашизм оказался бесплоден? Не знаю... Я могу вам задать другой вопрос: а почему мы в годы жестокой цензуры, сталинизма смогли создать и великолепную музыку, и интересную литературу, и поэзию, и кино, и театр - то, что осталось и что пользуется сегодня успехом?.. Все-таки есть большая разница между расовой теорией ненависти и нашей коммунистической идеологией, в которой нет ничего преступного, напротив, в ней есть мечта о справедливости... Так или иначе, утопии необходимы. Как надежда».
Из интервью Даниила Гранина «Российской газете».
«Что-то загадочное и даже сакральное, может быть, должно произойти с этим миром, чтобы Человек Воспитанный стал этому миру нужен. Человечеству сделался бы нужен. Самому себе и ближнему своему. И пока эта тайна не реализуется, все будет идти как встарь. Поганая цепь времен. Цепь привычных пороков и нравственной убогости. Ненавистный труд в поте лица своего и поганенькая жизнь в обход ненавистных законов… Пока не потребуется почему-то этот порядок переменить...».
Борис Стругацкий, «Бессильные мира сего»
У академика РАН и жителя Бийска Геннадия Викторовича Саковича немало званий, наград, регалий. Но, по-моему, вполне достаточно сказать, что он Герой Социалистического труда, кавалер двух орденов Ленина и один из творцов отечественных межконтинентальных баллистических ракет на твердом топливе. 86-летнего ученого с мировым именем коллеги уважительно величают «легендой нашего ВПК». А для меня он ко всему прочему выдающийся представитель советской Атлантиды, которая исчезла в 1991 году.
Мы встретились с Геннадием Викторовичем в Алтайском госуниверситете, где он участвовал в открытии VII Всероссийской конференции «Новые достижения в химии и химической технологии растительного сырья». Без перекуров и кофе-пауз проговорили около трех часов. Хотелось бы больше, но великий труженик спешил на очередное научное совещание. «Старость меня дома не застанет – я в дороге, я в пути». Академик, думаю, любит эти строчки из песни его молодости «Сердце моё».
Геннадий Викторович не стал дожидаться моего первого вопроса.
Мы были сильнее духом
- По природе мы все одинаковы – рождены женщиной. С участием мужчины. А дальше мы все разбегаемся, становимся разными по характеру, воспитанию, образованию, отношению к жизни. Если разбегаемся, то с чем-то это связано?
- С чем?
- Я думаю, с той социальной средой, которая нас окружает и воспитывает. Если она здоровая, то в ней неизбежно появляются добрые люди с ответственным отношением к своему делу и обязанностью. Это происходит, конечно, не поголовно, но общий вектор работает. Что человека выделяет? Понимание себя и своих обязанностей перед обществом. В советское время много внимания уделялось тому, чтобы дать человеку образование и воспитать его. В стране были выработаны определенные критерии воспитания всего населения. Человек осваивал свою жизнь через образование, обязательный труд (конституция даже требовало это) и воспитание, которое подразумевает ответственность перед обществом. Если смотреть на мою жизнь через эту призму, я ничем не выделялся.
- Ваши друзья говорят, что ваша жизнь интересно раскладывается по десятилетиям.
- Первой была довоенная десятилетка. Я хорошо усвоил дома и в школе, что мы живем в тяжелое, но счастливое время, что у меня есть Родина, которой предстоят суровые испытания, что к ним нужно готовиться. И все готовились.
Понятие счастья всегда относительно. Никаких излишеств в наших семьях не было, но никто от этого не чувствовал себя несчастным. Это можно было назвать бедностью, а можно – определенным воспитательным моментом. Сейчас на Земле насчитывается 7 миллиардов человек. Разве можно дать каждому по машине, бутерброду с маслом и густым слоем икры и по полдюжине костюмов (на всякий случай)? Шарик не выдержит. А население продолжает расти. Как же дальше жить? Надо воспитывать людей. Исторический материализм учил: «Свобода – это осознанная необходимость». Чем отличался социализм от коммунизма? Социализм: «От каждого по способностям, каждому – по труду». А коммунизм: «От каждого по возможностям, каждому – по потребностям». Как обеспечить удовлетворение всех потребностей? Нужно воспитать человека так, чтобы он не требовал лишнего, чтобы он не был жадным, алчным, не греб под себя. Тогда он будет свободным от многих соблазнов современного мира. Скажите, ну зачем человеку несколько автомобилей, гигантский коттедж, огромный гардероб с одеждой и прочие материальные излишества? В этом ли смысл жизни?
Нужно очень серьезно заниматься воспитанием каждого члена общества. Общество должно быть справедливым. Нельзя кичиться богатством, своим материальным превосходством. Это говорит об элементарной невоспитанности, заброшенности и опустошенности человеческой души. Я вспоминаю войну. Вся Европа тогда на нас навалилась. И это была мощь, кратно превосходящая то, что нам дали наши предвоенные пятилетки. Но мы выстояли и победили. Потому что были сильнее духом. Это важнее, чем быть богатыми.
- Вам пошел одиннадцатый год, когда грянула Великая Отечественная. Чем запомнилось военное время?
- Наша семья жила в Приморье. Сегодня даже обидно, когда начинают людей агитировать – мол, там можно жить. Да там можно наслаждаться жизнью! Много тепла, воды, зелени. Через несколько месяцев после начала войны в стране ввели карточки – в октябре. Поначалу по ним даже сахар можно было получить, мыло и жиры. Потом только хлеб остался. В июле сорок первого отца, бывшего пограничника, снова призвали в армию. Мама работала на заводе по 12 часов в сутки. За мной и старшим братом бабушка присматривала. В военное время мама потихоньку стала отцовы вещи на брата перешивать, он был старше меня на три года, потом его одежка мне доставалась. После меня шло соседским детям. Мы в школу приходили с заплатанными штанами – и ничего, никто не смеялся, не показывал пальцем. Была воспитанность даже у детей. Сегодня попробуй кто прийти в школу в старомодном платье или костюме. Что с нами произошло?
Во время Великой Отечественной в людях очень сильно проявлялось сочувствие, сопереживание. В Приморье хорошая кукуруза вырастает. Стали друг другу давать семена стаканами. Помню, когда выросла кукуруза, восстановили жернова у мельницы. Кладешь мешок с кукурузой на санки и везешь на мельницу. Взвесишь его и тащишь наверх высыпать в каменные жернова. Одну десятую часть смолотой для нашей семьи муки забирали «в пользу фронта». Мы пережили два голодных периода – весну 1942-го и послевоенный 1946 год. Так сложилось, что еще до войны перестали садить огороды. Весной сорок второго кинулись было садить снова, а чем? Семян не осталось. Догадались сажать картофельные очистки.
Почему в предвоенное и военное время на праздниках и концертах художественной самодеятельности были настолько популярны всевозможные «пирамидки»? Чтобы их строить, требовалась физическая сила. Мы, пацаны, понимали, что необходимо быть крепкими, сильными и не ныть, не показывать, что тебе больно или что ты устал. Никто не искал возможности от чего-нибудь отлынивать. К примеру, от уроков физкультуры или воскресников. Или помочь школьному кочегару. В молодежи той поры в массе своей не было фальшивости. Воскресники на Руси были испокон веков. Раньше они назывались «вспомоществованием». Всей деревней помогали кому-нибудь дом построить или баню. Вот и я рос в таких условиях.
Советы политзаключенных
- В 25 лет вы вступили в партию. По необходимости или, как раньше выражались, по зову сердца?
- Я и в комсомол, и в партию пошел по убеждению. В комсомол принимали с седьмого класса, но я вступил в девятом. У меня друг – вместе за партой сидели - был секретарем комсомольской организации, но он меня не агитировал вступать, хоть и я был старостой класса – доверяли! А я видел: комсомольцы собираются вместе, обсуждают и делают. Стало интересно, подал заявление. Когда принимали, друг же мой спросил: «А почему ты так поздно в комсомол собрался? Думаешь, десятый класс – выпускной и тебя не будут загружать общественной работой?». Поругались. В девяностые годы он сменил убеждения. Погиб нелепо.
- В 1948 году вы окончили школу и поступили в Томский университет. Но были более интересные варианты – Москва, Казань...
- Я был первым учеником из выпуска, хотя без золотой медали. Тогда жестко с этим было. У меня в аттестате единственная четверка стояла – по русскому языку. (Смеется.) В моем родном Уссурийске насчитывалось 140 тысяч населения и чего-то интересного в плане дальнейшей учебы не было. В Приморье самым престижным считался Дальневосточный политехнический институт. Но я выбрал университет – послал заявления в Москву, Казань, Томск, Иркутск. Отовсюду получил приглашение. Выбирал между Томском и Казанью. Москва отпугивала столичностью, в Иркутске, который был ближе всего от дома и предпочтительнее в материальном плане, университет только набирал силу. Выбрал Томск – и не пожалел. Замечательный город! Люди, архитектура, дух города – все вызывает уважение.
- Почему пошли на химический факультет?
- Во-первых, была очень хорошая учительница по химии. Во-вторых, повлияла встреча с двумя химиками с университетским образованием. В 12 лет я оставил на время школу и пошел работать токарем на оборонном заводе. Эти химики там тоже работали. Они были заключенными, по политической линии. В сорок втором неосторожно прокомментировали сообщение ТАСС, связанное с отступлением Красной Армии. С ними было очень интересно общаться. Первая пятилетка, говорили они, была связана с индустриализацией, вторая – с развитием машиностроения, третья должна была пройти под знаком химии, но планы сорвала война. Однако война окончится, и мы вернемся к химии, были уверены мои знакомые. Насчет меня они спорили только по одному вопросу: идти на органическую химию или неорганическую. По жизни я очень благодарен этим людям.
Нам что, совершенно ясно, куда идти?
- Вы ведь не раз задумывались над тем, почему наша страна скатилась в застой. И к какому выводу пришли?
- При Сталине мы активно наверстывали упущенное и догоняли мир. И ту экономическую блокаду, которую мы испытывали тогда, с нынешними санкциями не сравнить. Вот тогда была настоящая блокада! Понадобилось огромное напряжение, чтобы создать в СССР универсальное народное хозяйство. В каких-то сферах – к примеру, в атомной энергетике – мы опережали весь мир. А потом потихоньку стали терять темпы. В 1956 году мы получили за «ГАЗ-21 Волга» золотую медаль на международной выставке в Брюсселе. Можете себе представить такое сейчас?
- Наверное, невозможно людям бесконечно жить в состоянии напряжения всех сил, в установке «догнать и перегнать»?
- Напряжение всех сил – понятие относительное. Была радость труда, особенно если твой труд справедливо оценивали признанием. Сегодня в нашем обществе есть целые слои, которые «изо всех сил», нередко с потерей жизни или семейного счастья, обогащаются.
У нас были перегибы в сторону гигантизма. Если что-то строить, то больше всех. Если домну, то на 2000 кубометров! Мы тогда имели слабое понятие о рентабельности. К примеру, о таком понятии, как выработка на рубль основных фондов. Упустили этот момент. Мы прозевали момент старта информационных технологий и их обеспечения. В какой-то момент мы разучились заглядывать в будущее, работать на перспективу. Возникали элементы застоя и некритического заимствования у Запада.
Ленин в 1918 году написал статью о важнейших задачах академии наук. Пол-Украины немцами занята, царские генералы прут с трех сторон, а глава Советского государства думает о его перспективах. И академики тогдашние отвечали за конкретные направления. Сейчас нам нужно не пересаживать академиков с кресла на кресло, а сформулировать стратегические направления развития страны, понять, чего нам не хватает, а чего хватает, что делать и в какие сроки.
- Но почему же мы пропустили, проморгали, прохлопали? Почему страна погрузилась в глубокий застой и, в конечном счете, погибла?
- Очень сложный вопрос. Может, надо было сделать то, что Хрущев хотел, но потом отказался – ограничение срока работы генсека. Как Китай живет? Два срока – и обновление. Новый руководитель - новое видение проблем и новые подходы. Соревновательность между лидерами страны.
Сейчас мир переходит на 3D-технологии. Мы потеряли станкостроение. Так может надо поступить как в тяжелой атлетике? Махнуть рукой на неудачную попытку и потратить оставшуюся на другой, более серьезный вес? Хотя, конечно, перепрыгивать какие-то этапы развития очень трудно и не всегда полезно.
Вот вы спрашиваете «почему?». Может быть, нам нужно иметь Госплан как при СССР. Но нашим руководителям хотя бы реперно следует обозначать пути движения страны и точки контроля сделанного. Ничего этого нет. Мы упорно не хотим заниматься даже стратегическим планированием. Чего боимся? Ведь имей мы стратегическое планирование, увереннее себя чувствовал тот же частный сектор экономики. В Китае это так и делается.
Я не понимаю, почему в наше время не подводятся итоги того, что сделано и чего не сделано. Одно послание народу, второе, третье, а почему нет анализа реализации тех положений, которые были в этих посланиях? Нам что, совершенно ясно, куда идти?
- Вы считаете, что СССР целенаправленно развалили Горбачев и его окружение. Хорошо. Но почему у Союза не оказалось серьезного запаса прочности?
- Приведу пример. Вторая ударная армия генерала Власова. Армия сражалась. И как солдаты могли заметить, что Власов ведет дело к окружению и предательству? Предательство на высоком уровне заметить очень трудно. Оно очень хорошо продумано, подготовлено и проводилось не в один месяц.
Формула побед: дисциплина + творческая свобода
- В июне 1958 года вышло постановление о создании НИИ-9. Строительство легендарного института началось в 1959 году на краю Бийска, в лесочке у обрыва. Строили с нуля. А уже в 1968 году при самом активном участии этого НИИ была создана первая советская межконтинентальная баллистическая ракета РТ-2 на твердом топливе. На всё про всё понадобилось всего 10 лет (кстати, еще одна десятилетка). За счет чего?
- Да опять же – за счет того воспитания, которое мы прошли. Пока я был студентом, все время мучился, что не все знаю, чем-то не владею. Немного успокоился, когда прошел практику на заводе после четвертого курса. Но всё равно переживал. От чего это шло? От чувства ответственности, которое в нас воспитали! Помню, на четвертом курсе наша группа отправила письмо в ЦК ВЛСКМ с просьбой отправить летом на какую-нибудь строящуюся ГЭС. Никто нас к этому не подталкивал и не склонял. Из ЦК мягко ответили: спасибо, ребята, что готовы пожертвовать летом, но рабочей силы у нас достаточно.
Когда стали строить НИИ-9, мне было 28 лет. Я уже являлся кандидатом наук, доцентом. В основном же работали у нас 22-25-летние. И как редкие вкрапления в коллективе были «старички» - те, кому было под 40 и за 40. В 1961 году директор НИИ-9 и мой учитель Яков Федорович Савченко назначил меня первым замом. Было мне всего 30. В те годы молодым доверяли большие дела, но и спрашивали, как следует.
- Доверяли потому, что ваше поколение понимало ответственность за судьбу страны?
-Конечно. Нам с самого начала надо было понять: из чего делать твердое топливо для ракет, как и каким требованиям оно должно отвечать? В апреле 1961 года вышло постановление партии и правительства о создании четырех ракет: РТ-2, РТ-25, РТ-15 и 4К-22 (морского базирования). Сначала думали по наивности, что если сделать три ступени, то можно затем комбинировать любой набор. Если три ступени, то РТ-2, самая большая и дальняя. Если взять вторую и третью, то получится РТ-15, а если первую с третьей состыковать, будет РТ-25. Но жизнь показала, что ракета – это не детская игрушка, не трансформер. В постановлении было записано: сделать ракеты к 1964 году… Сделали на четыре года позже. Такую изящную вещь, как ракета, надо вылизывать до мелочей. Что было главным в нашей работе? Дисциплина и творческая свобода.
- Разве это совместимые понятия?
- Абсолютно. Чтобы придумать что-то новое, прорывное, нужна творческая свобода. Чтобы воплотить задумку в жизнь, необходима дисциплина. Почему в девяностые годы, когда пришлось скукоживаться, чтобы сохранить бесценные кадры, все фирмы, отпочковавшиеся от НПО «Алтай», оказались жизнеспособными? Да потому, что во вновь созданных организациях сразу устанавливались порядок и отчетность, как в оборонке.
Американцы больше всего боялись «Сатаны» и «Железнодорожного старта»
- При создании твердотопливных ракет получилось как учил товарищ Хрущев?
- Догнали и перегнали Америку. Мы сделали упор на развитие космической техники, ведь между нами было два океана, которые самолетом не одолеть. Это был очень правильный шаг. Когда американцы в 1945-м взорвали атомные бомбы, они моментально наделали для них носители – стратегические бомбардировщики. После чего опоясали нас авиабазами – от Исландии до Окинавы. Мы тоже начали производить бомбы и самолеты, но равноценного ответа-возмездия не получалось. Однако запустив в 1957 году спутник с его знаменитым сигналом, мы дали понять американцам: «Он пикает. Но к вам полетит то, что пикать не будет».
- И будет у вас как гласит знаменитый девиз РВСН: «После нас – тишина».
- Первую межконтинентальную жидкостную ракету надо было заправлять 12 часов, но все равно это была уже грозная техника. Американцев она отрезвила. Хотя это шустрая нация. Они стали делать «Поларисы» для подлодок. Бомбардировщики – мишень заметная, подводную лодку в морских глубинах вычислить куда сложнее. Но мы и здесь нашли адекватный ответ.
У НИИ-9 всегда были хорошие контакты с заводами, мы заводчан уважали, никогда не обижали. Чем могли, делились. Но и спрашивали принципиально: «Здесь у нас что-то не идет. Давайте искать!». Искали и находили. Опять же сказывалось советское воспитание, ответственность, вырабатываемая в людях с детства. Было понятие: «Надо!».
- Аварий много было?
- Были. Мы такие ситуации называли «демонтажем» - груда металла, обилие пара и воды. Хорошо, что с самого начала мы отрабатывали технологию дистанционного управления. Здания были обвалованные. Это позволяло при демонтаже не допускать разлета осколков во все стороны и человеческих жертв.
На своих стендах мы отрабатывали различные ступени. Когда все они были готовы, их увозили на сборочный завод, состыковывали, ставили головку и отправляли на испытания в Плесецк. Но сдача на вооружение происходила не в Плесецке. Помните знаменитое выражение «ТАСС уполномочен заявить…»? С такое-то по такое-то число акватория в таких границах (далее указывались широта и долгота) закрыта для судоходства. Мы в Бийске понимали: начинается итоговый приём нашего изделия. Однажды я решил проверить, где же эта акватория находится. Оказалось, в нейтральных водах рядом с Гавайскими островами. Только азимут доверни у ракеты – и будет уже нужная цель. Сегодня мы скромно посылаем свои изделия на Камчатку.
- В 1990 году вас удостоили звания Героя Социалистического труда за участие в отработке ракетного двигателя твердого топлива и сдачу на вооружение двух ракет, в том числе «Железнодорожный старт» — боевой железнодорожный ракетный комплекс и его шахтный вариант. Если не секрет, что оказалось самым сложным в создании «поезда-призрака»?
- Выполнить требования по энергетике. Я видел те поезда, в которых размещался ракетный комплекс. С виду самые обычные. Вычислить их не представлялось возможным. А они были готовы в любой точке сделать боевой пуск. Но для этого сначала требовалось убрать всю электроподводку, благодаря которой движутся электропоезда, поднять крышки вагонов, провести топопривязку... Это была уникальная разработка. Вот почему Шеварднадзе продал ее Штатам. Вы спрашиваете, почему мы так быстро растеряли свое могущество. Да вот благодаря таким, как Шеварднадзе.
- Я видел, как уничтожались в Алтайском крае шахтные пусковые установки, в которых размещались МБР Алейской дивизии РВСН. Видел, как плакали наши офицеры и как радовались американские наблюдатели. Приходилось слышать, что ракеты РС-18, или как их в натовской классификации называли «Сатана», выработали свой срок, что им на смену придут более совершенные МБР. Это так? Или же мы потеряли совершенное оружие, которого Штаты боялись как огня?
-Это была большая ложь. Над нами все смеялись: собственными руками уничтожали совершенное оружие. Хорошо, что в руководстве страны вовремя очнулись и ввели мораторий на ликвидацию этих ракет. К сожалению, Алейскую группировку успели уничтожить. Горбачев первым делом отдал на заклание то, чего американцы боялись больше всего - «Сатану» и«Железнодорожный старт».
Деньги никогда не были у меня в приоритете
- Бийчане про свой город шутят: «У нас специально с дорогами и инфраструктурой запутано, чтобы вражеские шпионы заблудились». Сейчас-то, наверное, можно раскрыть некоторые секреты – добирались до вас шпионы, были попытки вербовки сотрудников института?
- Я благодарен тем службам, которые обеспечивали безопасность. Поначалу казалось, что нас вяжут по рукам и ногам. Но потом мы убедились в правильности принимаемых мер: как хорошо – заходишь в «Зону» и спокойно разговариваешь. А вышел из «Зоны» - болтай о чем угодно, но только не о своей работе.
Когда мы только начинали строить НИИ, был разговор с городским руководителем комитета КГБ Соболевым. «Ребята, вы что делаете? Вы думаете, в общежитии нет посторонних глаз?» – спрашивал Никита Петрович. А что ребята делали? Энтузиазм такой, что рабочего дня нам не хватало – брали работу с собой в общежитие. Секретные записи таскали!
До 1989 года нас даже Барнаул-то толком не знал. Ну есть какой-то «секретный ящик» в Бийске – и всё. Нас раскрыл Николай Иванович Рыжков, предсовмина Союза ССР, когда увидел наше производство алмазов. Он был настолько впечатлен, что даже обедать не пошел. На следующий день Николай Иванович проводил в Барнауле партхозактив и высказался в том духе, что «сидите тут, ничего не знаете, а в Бийске-то вот какой институт есть!» Года два назад Рыжков, ныне сенатор, заезжал к нам, подарил свою книжку «На острие проблем», где и назвал меня «легендой ВПК».
Премьер-министр СССР Николай Рыжков (в центре) в Бийске. Справа - Геннадий Сакович.
- За счет чего в советское время обеспечивалось высокое качество продукции нашей оборонной промышленности? Что стояло во главе угла – страх или сознательность?
- Не было никакого страха, да что вы! Просто было такое понятие: «Сделай свою работу честно». То есть в основе всего лежала нравственная категория. Сейчас у нас везде и во всем царит денежный критерий. Капиталистическое развращение людей деньгами ведет к утрате нашим народом нравственных ценностей. Как можно всё переводить на деньги?
Я оглядываюсь на свою жизнь и вижу, что деньги никогда у меня не были в приоритете. Когда стал кандидатом наук, семье стало хватать на жизнь – и всё, больше этой темы я не касался. Вернусь еще раз к тому, с чего начинал – воспитывать наших людей и наше обществе надо в сдержанности. Хотя, наверное, не столь категорично, как это было во времена моей молодости.
- «Сделайте свою работу честно»… Недавно была всероссийская премьера фильма «Время первых». Именно с этими словами Сергей Павлович Королев обратился незадолго до старта «Восхода-2» к тем, кто работал на Байконуре. Чем не национальная идея для нашей страны?
- Меня поразило, когда Ельцин после того, как со своими коллегами развалил СССР, задал вопрос о том, какова же наша национальная идея? Неважнецкий Борис Николаевич был студент (он мне почти одногодок), плохо читал Ленина, не знал диамат и истмат. Я порой думаю: проживи Ленин не 54, а хотя бы 74 года, мы бы от многого избавились, не совершили непоправимого. К той же коллективизации подошли бы по-иному.
- Значительная часть вашей трудовой деятельности прошла при руководящей и направляющей роли КПСС. На любом заводе и предприятии были партком и парторганизация, проходили собрания, заслушивались отчеты. «Стружку снимали». Вам это мешало в работе или наоборот помогало?
- Если сравнивать с нынешними реалиями, скажу, что тогда партия являлась крупнейшей руководящей и управляющей силой. КПСС была действительно правящей партией. Человек мог не доводить свою обиду или проблему до прокуратуры или суда – он шел в партком, райком, горком. И эти структуры вмешивались, решали. Да, не все в них были на должной нравственной высоте, случались моменты бюрократизма, но было много замечательных людей в руководстве. В нашей работе партия была активной движущей силой.
Любое разделение ведет потере потенциала и запаса прочности
- Следующие три вопроса начинаются со слова «как». Как вам удалось сохранить в девяностые годы коллектив и потенциал НПО «Алтай» - мощнейшего научно-производственного объединения?
- О-о-о, понадобилось серьезное осмысление ситуации. После встречи Горбачева и Рейгана в Рейкьявике в 1986 году я стал намного критичнее относиться к высказываниям и планам нашего генсека. Меня насторожило, когда он пообещал в Ставрополье проводить конверсию оборонных предприятий. До этого наш ЦК КПСС принимал немало пустых решений. Например, во время правления Черненко – не жечь солому на полях. Мощное решение Политбюро, правда? Или решение с подачи Лигачева о вырубке виноградников. Но после ставропольской речи Горбачева, я крепко задумался, как сохранить НПО «Алтай». Правда, я ожидал, что воздействие будет сильным, но недолгим – год-два. Однако все это растянулось на десятилетия…
Требовалось сохранить людей, оборудование, цеха, мастерские. Для этого надо было дать сотрудникам работу и заработок. И я пошел на создание акционерных обществ. Мы их открыли около восьми десятков. Схема простая: лаборатория превращалась в АО, заведующий – в руководителя АО. Это были умные и авторитетные директора, хотя коммерция не у всех получалась. При этом акционерные общества создавались с обязательным участием НПО «Алтай». Директоров АО назначал НПО «Алтай, как головное предприятие. Акционерным обществам во временное пользование передавались мастерские и помещения, они были обязаны обеспечивать ремонт и содержание, а также подчиняться внутреннему трудовому распорядку, находясь на территории головного предприятия. Это решение стало спасительным. Мы сохранили людей и успешно работали по-новому, пока Ельцин в октябре 1991 года не добрался до госпредприятий. Он запретил им быть учредителями АО. Тогда мы вместе с Александром Сергеевичем Жарковым быстро придумали новую форму для «Алтая» - научно-производственный концерн (НПК). Иначе говоря, холдинг. Сделав такой «катамаран», мы поплыли дальше. Жарков стал председателем НПК.
- Как вы, академик РАН, оцените недавнюю реформу академии, в ходе которой академиков разделили?
- Самым отрицательным образом. Те начинают под дубом пересаживаться, кому делать нечего. РАН была одной из последних цельных структур в нашем государстве. Зачем надо было выделять часть академиков в корпус экспертов РАН? Может, для того, что теми, кто не попал в число экспертов, можно будет легко управлять? А если кто-то будет упрям и неуправляем, его легко можно сократить. Любое расчленение, деление ведет к потере потенциала, связей, запаса прочности. Это безобразие. И оно с прицелом.
- Как вы, ученый, относитесь к такому явлению как религия?
- Как ученый – отрицательно. Невозможно объединить религию и науку. Я по этому поводу однажды высказался в «Бийском рабочем», когда православные захотели в одном из кварталов построить еще один храм. Приводилось немало доводов в пользу строительства. Вплоть до того, что колокольный звон – отличное средство от вирусов… К сожалению, не всё, что я написал в газету, поместили. А концовка моего текста должна была быть примерно такой: «Склонение людей перед религией приведет нас к большому напряжению. Религия делает людей непримиримыми. Человечество из-за религии будет разделяться и губить себя». Что мы и видим. Когда долбили и разваливали Югославию, католики объединялись с мусульманами, чтобы бить православных. Сейчас мир столкнулся с радикальным исламизмом.
Я доверяю людям и слушаю их
- Как быстро вы разбираетесь в деловых и человеческих качествах сотрудников?
- (Улыбаясь) Всегда ошибаюсь!
- Какие грехи вы им готовы простить, а какие нет?
- Нельзя прощать необязательность и преднамеренную неправду. Могу простить ошибки, недоработки – это всем нам присуще. Никто не может сказать, что выдал 100 процентов того, чего от него хотели. Даже самый ответственный выполняет полученное задание не на все 100.
- В чем заключается ваш руководящий стиль?
- Наверное, в том, что я доверяю людям. В том числе тому, кто меня мог однажды подвести. В работе нельзя быть злопамятным, иначе себя потеряешь. Даю каждому высказаться. Я умею выслушать чужое мнение – даже того, кто не является самым умным в коллективе. Раньше я сам вел протоколы совещаний – это очень удобно. Записал все высказанные мысли, сверил их правильность: «А теперь давайте каждый распишется!». И один экземпляр у меня оставался. Так быстро принимали ответственные решения.
- Есть такое выражение: «как человек дрянь, но специалист хороший». Вам такие встречались и что с ними делать? Выгонять или терпеть?
- Это в основном относилось к пьющим людям. (С улыбкой) Пьющие, как правило, талантливые сотрудники. Приходилось терпеть. Со многими я возился, бился за них. Были жесткие разговоры один на один. Но не помню, что в ком-то победил эту пагубную страсть. Единственное, чего добивался, так замедления падения. Не хватало людям твердости духа, характера.
За границей красиво, но у меня есть Алтай
- Известно, что вы любите проводить отпуск в Горном Алтае.
- Был любителем. Возраст!
- Это было связано с тем, что вы секретоноситель и потому невыездной?
- Абсолютно нет! Мне просто понравилась алтайская природа. Я всего раз был в Крыму, да и то потому, что на дворе стоял сентябрь и поздно было выезжать в Горный Алтай. Что мне здесь нравилось? Первобытность природы. Нынешний Горный Алтай уже иной – я бы сказал, воздух и культура стали другими. А раньше… Отпуск был всего 24 дня. Я научил жену хорошо водить машину. Отпуск начинался в понедельник, жена подъезжала за мной на работу в субботу (суббота была коротким рабочим днем), заскакивали домой, где переодевался, и тут же отправлялись в Горный. Едем, и я наслаждаюсь любимыми своими местами – 103-й километр, где переправа на Аю, второй километр Чемальского тракта, где спускаешься с дороги и наслаждаешься тишиной и покоем на берегу Катуни. Мы заранее договаривались с друзьями встретиться в определенном пункте. У Горного Алтая какая особенность – есть дорога и река, а выше – горы. Рано или поздно находили друг друга. Останавливались у реки. Купались, жгли костер, много пели. Жена моя хорошо пела. На следующее утро обязательно забирались на ближайшую гору. Скатишься с горы и в Катунь – потрясающие ощущения!
- В каких уголках мира вы бы хотели побывать?
- Знаете, у меня был такой жизненный цикл. В 1989 году Горбачев в Штутгарте открывал выставку достижений машиностроения СССР. Город мне понравился. С одной стороны, железная дорога, с другой трамвайные линии, а посередке – прекрасный парк. В речушке красная рыба плавает. Скамейки довоенные, отлитые из чугуна. И не надо их как у нас каждую весну реставрировать. Мы представили на Штутгартской выставке свои алмазы, я прочел две лекции – и началось. По «алмазной линии» было несколько поездок в Финляндию. Не раз был в Польше, видел, как германский капитал скупал на корню все заводы и предприятия, а вскоре их сносили – земля нужна. Во Франции бывал, хотели создать совместное предприятие, ничего не получилось – то ли я такой, то ли французы такие же, как я. В Израиле побывал – гроб Господень посмотрел. В ЮАР летал, но ничего там с компанией «Де Бирс» не срослось. Япония очень понравилась, японцы меня просвещали по вопросам энергосбережения. Дважды в Америку приглашали – особенно, когда наши специалисты стали им всё рассказывать и показывать. Однажды меня пригласили в Лос-Аламос: вот в этом пятизвёздном отеле будете жить, вот на этой машине будем возить, за лекции будем платить отдельно, плюс суточные еще полагаются – по 33 доллара. Эти суточные для меня оказались как быку красная тряпка. Я подумал: «Иуда один раз продал Иисуса за 30 сребреников, а вы меня каждый день хотите заставить?». Отказал. Отказался лететь и в Осло в рамках сотрудничества России с НАТО.
Куда-то еще лететь меня не тянет. За границей красиво, все ухожено, но когда ты там глухонемой, когда это всё не твое, зачем оно это надо? У меня есть Алтай.
Любимое место отдыха академика Саковича - Горный Алтай.
- Уж простите за банальный вопрос, но я его задаю, будучи уверен, что ответ будет небанальным. В чем секрет вашего трудового долголетия?
- Во-первых, работать приходится головой, а я еще на нее не жалуюсь. Голова по-прежнему рождает идеи. Сейчас говорю своим коллегам в Институте проблем химико-энерге